• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Французская революция и отечественная историография XIX-XX вв.

8 июня 2017 г. состоялось очередное заседание НУГ, на котором с докладом «Как Французская революция стала великой?» выступил доцент кафедры новой и новейшей истории исторического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова, доктор исторических наук Д.Ю.Бовыкин. Предлагаем репортаж об этом событии.

В сферу научных интересов Дмитрия Юрьевича Бовыкина – известного исследователя Французской революции – входят не только проблемы специфики ее термидорианского этапа и роялистского движения в 1795-1799 гг., но и освещение этой значимой исторической эпохи в историографии. В докладе на заседании НУГ он показал эволюцию восприятия Французской революции как в целом в сознании образованного слоя российского общества XIX – начала ХХ вв., так и в исследованиях отечественных историков вплоть до начала 1970-х гг.

Название доклада «задано» такой особенностью отечественных работ по Французской революции, как уникальное в общемировой историографии обозначение ее дополнительным определением «Великая». Подобное ее восприятие восходит к мировоззренческой ситуации 1820-30-х гг.: уже Пушкин в стихотворении «Андрей Шенье» говорит о революции и как о страшном, и как о великом событии истории, провозгласившем «священную свободу», а в 1830-40-е гг. ее чисто апологетическое восприятие прочно укоренилось в сознании российского революционно-демократического движения. Вместе с тем фактический запрет на исследования Французской революции и даже на знакомство с литературой о ней был нарушен лишь в эпоху Великих реформ, когда в 1868 г. В.И.Герье начал читать посвященный ей университетский курс. В работах Н.И.Кареева, М.М.Ковалевского, И.В.Лучицкого сложилась русская позитивистская школа изучения Французской революции, снискавшая авторитет и в европейской науке. Работы этого периода строятся на хорошем знании архивных документов, изучавшихся в командировках во Франции; при этом закономерностью этого времени оказывается объективный взгляд русских исследователей на революцию в научных трудах и ее апологетика, с активным проведением аналогий с отечественной историей, в популярных работах. Именно в это время складывается традиция именования Французской революции «Великой», предпосылкой к чему в определенной мере стало начало в России периода контрреформ и разочарование интеллигенции в возможности широких общественных преобразований «сверху».

Д.Ю.Бовыкин подробно остановился на предпосылках подхода к Французской революции советских исследователей в трудах Маркса, Энгельса и Ленина. Взяв на вооружение Марксово видение революции как переворота в экономической структуре общества, Энгельс ограничил восходящий период Французской революции событиями 9 термидора, подчеркнул конструктивный характер революционного террора, «классовую ограниченность» Робеспьера и лидеров якобинцев и преимущество перед ними деятелей, обращавших внимание на положение плебса (Бабеф, «бешеные», в перспективе – Парижская Коммуна). По мнению Ленина, именно союз буржуазии с плебсом и крестьянством придавал силу и английской, и французской революциям; по-настоящему значимым признавался период господства якобинского конвента, когда у демократических слоев якобы имелась политическая власть. В целом в работах классиков марксизма сформировалась упрощенная и удобная схема изучения Французской революции.

События русской революции породили огромное количество чисто антуражных заимствований новой, советской власти из терминологии и риторики Французской революции; при этом дореволюционная традиция ее изучения не продолжилась. В 1920-е гг. определенную актуальность в политической риторике приобрела проблема «термидорианского перерождения» революции: если Ленин в начале НЭПа позволял себе употреблять слово «Термидор» в своих заметках, то Троцкий, как известно, сделал его стабильным определением «аппаратной трансформации» сталинского СССР, а Сталин, напротив, подчеркивал несходство внутренней логики Французской и российской революций. Вместе с тем на этом раннем этапе ученые не испытывали идеологического прессинга и даже сохраняли возможность работы во французских архивах. Одним из первых советских исследователей Французской революции стал Н.М.Лукин, чья дипломная работа «Падение Жиронды» при знакомстве с ее рукописью в 1980-е гг. оказалась ученическим опытом, написанным не на материале источников. В работах Г.С. Фридлянда было высказано «неклассическое», с точки зрения марксистских постулатов, мнение о том, что широкие буржуазные преобразования во Франции начались лишь на этапе Термидора. Однако в 1930-е гг. «свободомыслие» в изучении Французской революции было исключено, а на ее исследователей (Фридлянда, Лукина, Я.М.Захера, В.М.Далина, на некоторое время – А.З.Манфреда) обрушились репрессии. Официозный взгляд на Французскую революцию был представлен в «Замечаниях о конспекте учебника новой истории» Сталина, Кирова и Жданова, где подчеркивался ее буржуазный характер и необходимость его выявления в исследованиях и преподавании. В связи с этим фактически предлагалось отказаться от ее определения «Великая».

С 1950-х гг. началось оживление в исследованиях Французской революции, благодаря как ученым, начавшим работать еще в 1930-е гг. (А.Б.Манфред, В.М.Далин), так и новому поколению исследователей (например, А.В.Адо). Восстановились контакты с французскими учеными, и отчасти открылась возможность работы во французских архивах. При этом исследовательские интересы «старшего» и «младшего поколений» определенным образом различались: если представителей первого «по инерции» интересовало наращивание фактического материала вокруг отдельных положений марксистской модели (см., например, полемику Манфреда и Далина с В.Г.Ревуненковым об определении «наивысшего момента» революции в 1970 г.), то их младшие коллеги хотя и не отказывались от марксистских категорий, но занимались чисто фактографическими исследованиями. Так, именно работы А.В.Адо считаются примером по-настоящему научных и при этом марксистских работ по Французской революции.

Доклад Д.Ю.Бовыкина вызвал большой интерес, и его слушателями стали не только участники НУГ, но и студенты и преподаватели Школы исторических наук ВШЭ, а также гости из других вузов. Докладчик ответил на ряд вопросов слушателей, которые тепло поблагодарили его за интересное выступление.