The Annual Register. 1762 [5 May 1763]. Vol. 5. Chapter 3. P.11 - 16
Смерть российской императрицы Елизаветы. Ее личность. Состояние российской власти на протяжении ее болезни. Ее племянник, Петр III унаследовал престол. Коренные изменения в системе. Мир с Пруссией. Мир между Пруссией и Швецией. Захваченные территории были возвращены Пруссии. Царь заключил военный союз с королем Пруссии. Угроза войны с Данией. Ее причина. Гамбург был вынужден предоставить кредит. Столкновения между пруссаками и австрийцами. Пруссия получила некоторые преимущества в Саксонии и Силезии. Внезапная революция в России.
В конце прошлого года мы поняли, по взятию Кольберга с одной стороны и Швейдница с другой, что владения прусского короля[1] были полностью под властью его врагов[2]: его войска были истощены, даже его усилия постепенно уменьшались. Абсолютная победа, хотя и была совсем невероятным событием, не спасла бы его. Русские, благодаря зимовке в Померании и обладанию Кольбергом, обеспечившим для них снабжение через безопасный и быстрый путь, были в состоянии начать свои действия раньше, чем обычно, а также вести их с большим воодушевлением и единством. Ни один ресурс политики не может быть опробован без малейшей надежды на успех. После такого пятилетнего сопротивления, какого мир до этого не мог себе представить, королю Пруссии ничего не оставалось, кроме как попробовать завершить военные действия с доблестью, как только появились небольшие признаки того, что можно закончить войну без рисков.
В самый разгар этих удручающих попыток закончить войну с минимальными потерями умер заклятый и непреклонный враг прусского короля – на пятьдесят третьем году жизни и на двадцать втором году правления скончалась российская императрица[3].
Эта государыня была второй дочерью Петра I Великого, ее нельзя назвать совсем недостойным потомком этого прославленного основателя Российской империи. Из человека, который жил немногим лучше, чем заключенный, она в мгновение превратилась во властного монарха. При вступлении этой государыни на престол заново сформированная российская власть, казалось, была под угрозой распада, начиная с многочисленных революций[4], с которыми столкнулась империя; институты [власти, созданные] Петром I, благодаря которым значительная часть мира была вызволена из варварства, до ее вступления на престол заметно начали разрушаться. Когда прежняя власть[5] была отстранена от решения всех вопросов силой правительства Елизаветы, эти институты Петра Великого берегли и поощряли, Елизавета оказывала поддержку любым значимым представителям искусства и науки. Петербургская Академия наук сейчас является одной из самых процветающих в Европе и уже обогатила научный мир несколькими значимыми открытиями.
На самом деле, она [Елизавета Петровна] управляла Российской империей более бережно, чем все ее предшественники; и, возможно, снисходительно относилась к неразумным крайностям ( carriedheramiabledispositiontoanimpoliticexcess ). Она регламентировала и увеличила свои доходы, сохранила и даже подняла уровень дисциплины в армии; и во всех сделках с иностранными государствами, // (p.12) и во всех личинах ( faces ), которые принимала ее политика, она всегда считала наивысшим приоритетом чувство достоинства и важности ее страны. За ее личные развлечения она, конечно, много порицалась; но, поскольку это были лишь развлечения, да и такие, что чувства обычно составляли их небольшую часть, они лишь немного повлияли на ee общественное поведение, которое всегда было мужественным и непреклонным.
Ее участие в этой войне[6], хотя и могло быть продиктовано некоторым негодованием, было в то же время результатом проводимой политики. Никакие силы, кроме тех, которыми обладал король Пруссии, не были способны проверить ее силы. Он был единственным монархом в Европе, кто мог бы разбудить в ней значительный интерес к завоеваниям, не только из-за его силы и характера, но и из-за ситуации с его владениями. С помощью удержания Пруссии и власти, которую она имела над Курляндским герцогством, Елизавета овладела довольно большой частью Балтийского побережья, и, таким образом, получила возможность для России стать морской державой первого порядка. С таким преимуществом она могла легко добиться всего, чего хотела в отношении установления неконтролируемой власти над Польшей. Таким же образом она могла полностью внушить страх Дании и Швеции и, кроме того, по отношению к соседям она могла вмешиваться в дела Германии с гораздо большей властью, чем до сих пор; хотя и прежде ее вмешательство всегда было значительным.
В действительности, казалось, что австрийский дом принес свои интересы в гораздо большую жертву ее недовольству, чем Россия, с которой эти два принципа шли рука об руку и поддерживали друг друга. Нет ничего более очевидного, чем то, что Россия будет настраиваться на защиту свобод в Германии, если поблизости она когда-нибудь получит поддержку; таким образом, она будет оживлять силы в этом регионе, чтобы утвердить большую степень независимости, чем сейчас; и она поставит с помощью своих махинаций австрийскую семью в очень непрочное положение; и, может быть, найдет возможности возвести на имперский трон слабого государя, чтобы поссорить все германское общество, и чтобы держать его в полной зависимости от России. В целом, если бы проекты по Австрии преуспели в полной степени, [Священная Римская империя] скоро бы обнаружила в России более мощное сдерживание, чем она когда-либо испытывала от Франции или Швеции, даже во времена, когда их влияние на Германию и доверие им в этой стране достигали своих вершин. Она, безусловно, уничтожила бы короля Пруссии, но сделала бы это и с помощью своей независимости.
Это были перспективы, которые возникли перед всеми политическими резонерами после смерти императрицы Елизаветы. Карл Питер Ульрих из дома Гольштайн, который был возведен в звание великого князя России и был выбран наследником покойной царицы этой огромной империи, и взошел на престол под именем Петра III. Никто, кроме тех, кто был тесно связан с этим персонажем и [знал] характер нового царя, не мог предположить, что он может отказаться от системы его предшественницы, которую она точно построила на интересах страны, которой она управляла. Сам король Пруссии, казалось, не мог допустить никаких надежд на такие перемены. Царь, однако, иногда обнаруживал // (p.13) признаки уважения к характеру этого монарха [т.е. Фридриха Великого, короля Пруссии]. У него был “Черный Орел”, орден, магистром которого был король Пруссии. Но король Пруссии вряд ли мог довериться этому: несмотря на ту шутливую атмосферу, которая никогда полностью не оставляла его в его невзгодах, он писал в письме мистеру Митчеллу, британскому послу при российском дворе: «Не удивительный ли это рыцарь, кормящий 80 000 человек за мой счет? Он единственный из моих рыцарей позволяет себе делать это. Если бы каждый кавалер ордена подвязки делал также, Ваша Англия, несмотря на то, что это Англия, была бы уничтожена ими. Я беру на себя смелость просить Вас постараться сделать моего рыцаря более покорным, скажите ему, что это против обычаев ордена – поглощать его магистра.”
Взгляды всей Европы были обращены на шаги, которые царь мог бы предпринять. Что касается его правления в стране, ничего не может быть более популярным и благоприятным, чем первые меры, принятые им. Самое первое использование его абсолютной власти – освобождение российского дворянства и шляхты и уравнение их с людьми их ранга в других более современных правительствах Европы[7]. Почти все изгнанники были возвращены ко двору и среди них несчастный граф Бирон, который из владетельного князя был помещен в самые убогие условия в самой жалкой стране (зд.: country) мира. Много лет он был крестьянином в Сибири и, очень вероятно, что он еще раз станет владетельным князем. При таких деспотичных правительствах мы видим поразительное превышение и печальные поражения благосостояния, когда однажды человек поднимается до чего-то практически высшего, чем обычный человек, а затем может в один момент опустится до самого низкого уровня.
Новый император продолжил преобразования, чтобы отменить некоторые жестокие и тиранические юрисдикции, и намереваясь отдать такое благоприятное распоряжение для всех уровней своих подданных, он уменьшил налог на соль, к великому и всеобщему облегчению бедняков.
Такое начало составило самое благоприятное впечатление от его внутренней политики. Однако Европа была, в основном, заинтересована его внешней политикой. Незадолго до его распоряжений стало очевидно, что будет мир. Что удивляло мир, так это тот высокий уровень, на котором он оценивал свое благодеяние.
В меморандуме, который он велел отправить 23 февраля всем министрам союзных дворов, он провозгласил, что, чтобы установить мир, он готов был пожертвовать завоеваниями, сделанные российской армией в этой войне, в надежде, что союзные дворы со своей стороны в равной мере предпочтут восстановление мира и спокойствия, что касается преимуществ, которые они могут ожидать от продолжения войны, они не могут достичь их, а только продолжение пролития человеческой крови.
Союзники восхваляли бескорыстность, дух и человечность этой декларации; однако они обратили его внимание на верность договорам, которые составляют не менее важную часть королевского характера и не менее существенную часть долга монарха перед его подданными. Они показывали предрасположенность к имитации его желания мира, но ни в коем случае не следовали его примеру в приобретении мира с помощью уступок в преимуществах, // (p.14) которые они приобрели или надеялись приобрести в результате войны.
Царь пока что соблюдал приличия и, будучи личностью неспособной пережидать медленную процедуру совместных переговоров, дал ход своим ярым желаниям мира и чувству непомерного восхищения, которое он испытывал перед королем Пруссии. Прекращение вражды между ними было заключено 16 марта, и вскоре после того последовал и Мирный договор[8]. Ничего не было предусмотрено царем в интересах его бывших союзников, от которых он полностью отказался. Он даже согласился присоединить свои войска к войскам короля Пруссии, чтобы действовать против них. В тот небольшой промежуток времени, когда российская армия была замечена в совместных действиях с прусской, эти две армии вытеснили из Силезии австрийскую армию, которая несколько месяцами ранее была приведена туда силами российских войск.
Это была поразительная революция. Фортуна, которая так надолго оставила короля Пруссии, после того, как эта фортуна преследовала его последние 5 лет и потрясала силой своего гнева, наконец, внезапно переменилась и сделала для него в один миг единственную вещь, с помощью которой ему возможно было спастись.
Швеция, которая с тех пор, как восстановила свою свободу, потеряла свою политическую значимость и на протяжении долгого времени действовала под полным руководством российских советников, последовала, как и во всех других случаях, примеру петербургского двора и подписала мирное соглашение с королем Пруссии 22 мая.
Чтобы учесть все, что не было результатом просто личного характера в этой поразительной революции, произошедшей в государственном строе в России, будет важно напомнить читателю, что царь Петр Третий был герцогом Гольштейна, и что гольштинские герцоги предъявляли претензии к герцогству Шлезвиг. Эти противоречия были урегулированы в соглашении 1732 года[9]. Но то, что в этом соглашении уступка была сделана домом Гольштейнов, было необходимостью, и всегда было ясно, что Петр III использовал бы первую же безопасную возможность возвратить себе старые права. Царь пылко ухватился за эту возможность, как это позволяло ему обладание полной российской властью, и он принял решение войти в незамедлительную войну за эту цель [за Шлезвиг], для которой его пристрастие к родной стране играло в его глазах гораздо большую роль, нежели завоевания его предка [Петра I].
Пока шла эта война с королем Пруссии, было невозможно предположить, что его планы против Дании могли бы быть реализованы с какой-либо надеждой на успех. Поэтому, будучи полностью безразличным к остальным и неистово желая достичь своей цели, как только он взошёл на трон, без дискуссий или переговоров, Петр III предложил королю Пруссии в его бедственном положении все, что он мог ожидать от серии побед, и пока он присоединил свои войска к войскам Пруссии в Силезии, он заставил армию выступать против Гольштейна.
Так, мир с Россией, вовсе не способствовавший всеобщему миру в Европе, сделал немногим больше, чем изменение лица войны. Он привнес новые темы для пререканий, новые стороны, и, угрожая Дании, не оставил // (P.15) и эту последнюю державу на севере в состоянии уверенного спокойствия.
Король Дании[10], хотя напуганный такой грозной силой, занятой погоней за любимой целью, не желал идти на уступки. Он усилил свою армию, восстановил укрепления и приготовился к обороне со сдержанностью и благородством. Так как деньги необходимы для оплаты этой важной войны, а его страна не могла предоставить армии достойное снабжение, кроме того, у него были займы во всех частях Европы, а в его владения внезапно вторглись - все это формировало неоптимистичные надежды на государственный кредит, он обратил свой взор к Гамбургу, который обогатился с помощью его промышленности и нейтралитета в ходе войны, и к богатым людям, которые искали там убежище, чтобы сбежать от бедствий, которые испытывали все соседние страны.
Его Датское Величество всегда сохранял требование суверенитета этого города [Гамбурга], который он развивал, когда находил это возможным для себя. Он думал, что настоящий момент – одно из критических положений. Поэтому без какого-либо предварительного предупреждения он появился с сильной армией перед Гамбургом, захватив окрестности и напугав город незамедлительной осадой, в том случае, если он срочно не предоставит кредит в размере 1 000 000 рейхсталеров[11]. У магистратов этого торгового города, немного подготовленного или же привыкшего к войне, не было рядом союзников, а также они были напуганы силой возможных союзников, способных защитить их, они предусмотрительно согласились и предоставили королю такой заем, какой он требовал.
Король Пруссии не терял времени, чтобы извлечь для себя выгоду от этой великой и неожиданной революции [в России]. Нейтралитет русских по-прежнему оставлял австрийцев превосходящими его по силе. А союз с Россией сделал равными его силы. Две австрийские армии в Силезии и одна в Саксонии были готовы действовать, и не было понятно, какая сторона начнет наступление: австрийские армии угрожали Глогау [Глогову] и Бреслау [Вроцлаву] осадой, а король Пруссии угрожал Швейдницу.
Активный характер короля Пруссии и предусмотрительность маршала Дауна[12] вскоре определили часть, которую должны были взять несколько армий, и дух некоторых операций. В начале кампании принц Генри нанес решительный удар по границам Саксонии. «Империалисты» [т.е. армия Священной Римской империи] были вынуждены эвакуировать Диппольдисвальде с большими потерями. Около четырех тысяч человек были захвачены в плен, также были захвачены 365 фургонов и некоторые военные трофеи.
С этим единственным преимуществом все части Саксонии, которыми владели пруссаки, были успешно защищены; и значительно облегчали попытки, которые впоследствии могли быть предприняты для возвращения Дрездена. Хотя австрийцы, чувствительные к последствиям этой потери и значительно укрепившие свои силы с помощью армий из Силезии, пытались восстановить свои позиции несколькими убедительными попытками, их атаки были отражены без серьезного кровопролития; а принц Генрих[13] оставался таким же хозяином Саксонии, так что было необходимо отвлекать большую армию от войны в Силезии, чтобы предотвратить, если возможно, вторжение принца Генриха в самое сердце Богемии.
Его Прусское Величество извлек выгоду из командования своего брата, которое он не упускал возможности совершенствовать. // (P.16) Но только в конце июня к нему присоединились его новые русские союзники. Как только это объединение состоялось, он решил попробовать, на что способны сделать в его пользу люди, которые активно выступали против него. Армия маршала Дауна решительно занимала некоторые территории, кроме отдельных высот, которые давали возможность связываться и защищать Швейдниц от всех вражеских попыток.
Король Пруссии принял решение вытеснить его [австрийского маршала] с таких выгодных позиций. Некоторые попытки были удачными, а некоторые прошли неудачно с некоторыми потерями.
Это была необычная битва; но король Пруссии, хотя и не сразу преуспел в своих атаках, все же с помощью искусных маневров добивался тех преимуществ, которых намеревался достичь в результате своих действий. Что касается маршала Дауна, испытывавшего тревогу за свою армию, когда король Пруссии намеревался захватить основные склады боеприпасов и даже отрезать его от коммуникаций Богемией, оставил те важные позиции, которые до сих пор успешно удерживал, и предпринял чрезвычайные меры в Силезии, оставив Швейдниц полностью незащищенным.
Король Пруссии немедленно подготовился блокировать город, пока разные отряды пруссаков, некоторые со стороны Саксонии, некоторые со стороны Силезии, проникли далеко в Богемию, наложил контрибуцию на многие части страны и вызвав всеобщую тревогу. Прошло около пяти лет с тех пор, как прусаков выгнали оттуда победоносные войска маршала Дауна, которые оказались неспособными защитить королевство от опустошения. Значительный отряд нерегулярной российской армии также вторгся на территорию Богемии и начал отвечать австрийцам теми же действиями, которые те раньше так часто совершали в прусских владениях.
Пока король Пруссии так играл в великую игру, которую вручила ему прямо в руки фортуна, он был в один момент напуган неожиданным поворотом: в России произошла новая революция, которая показывала, что будет для него так же неблагоприятна, как прошлая революция, несмотря на все опасения, оказалась благоприятной для него. В изменчивом политическом климате в России, под чьим влиянием все состояние Фридриха либо приходило в упадок, либо расцветало вновь, сгустились облака, его настоящий друг и верный союзник московский царь [Петр III] был свергнут с престола и вскоре скончался.
Оригинал
Перевод и комментарии: Арина Викторова
[1] Фридрих II Великий (Friedrich II., Friedrich der Große) (король Пруссии 1740-1786).
[2] Речь идет о Семилетней войне (1756-1763), в которой с одной стороны воевали Россия, Франция, Австрия, Швеция, а с другой - Пруссия и Англия.
[3] Елизавета I Петровна (российская императрица 1741-1761).
[4] Имеются в виду дворцовые перевороты (первый дворцовый переворот в России – 1725, последний – 1801) .
[5] Правления Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны, назначенной регентшей при малолетнем Иоанне Антоновиче.
[6] Семилетняя война (1756-1763).
[7] Речь идет о Манифесте о Вольности Дворянства, принятом императором Петром III в 1762 году.
[8] Союзный договор между Россией и Пруссией (1762).
[9] Имеется в виду соглашение 1732 г. между Россией, Австрией и Данией, в котором первые две страны гарантировали королю Дании сохранение завоеваний в Шлезвиге.
[10] Фредерик V ( Frederik V) ( король Дании и Норвегии 1746 – 1766).
[11] Рейхсталер (Reichstaler) – денежная единица Священной Римской империи в XVI – XIX.
[12] Граф Леопольд Йозеф фон Даун (нем. Leopold Joseph Graf Daun) – (1705- 1766).
[13] Генрих Прусский (1726 – 1802).