Вышла книга старшего преподавателя ШИН Темурмалика Холматова «Степан Борисович Веселовский: опыт интеллектуальной биографии»

В интервью автор книги рассказал про истоки интереса к истории исторической науки, фигуре С.Б. Веселовского, интеллектуальной биографии как особом жанре.

Почему вы решили профессионально заниматься историей исторической науки?

Интерес к истории исторической науки у меня сформировался еще в студенческие годы. Одна из дисциплин, которая меня заинтересовала еще на первом курсе – историческая география. На занятиях мы довольно много обсуждали то, каковы были пространственные представления людей разных эпох. Но не так часто поднимались вопросы о том, как знание о пространстве формируется и трансформируется, как историки работали и работают в рамках историко-географических исследований, почему в историографии вдруг стали появляться труды о воображаемой географии и ментальных картах и т.д. Ответы на эти вопросы я стал постепенно находить лишь на третьем году обучения.

После двух курсовых работ мне хотелось сменить тему. По рекомендации старших товарищей я обратился к Марине Федоровне Румянцевой и выбрал тему «Историческая география в научном творчестве В.К. Яцунского». Дипломная работа была уже посвящена его интеллектуальной биографии. За эти два года мне удалось немало узнать о пространственном повороте, понять ценность исследований по истории исторической науки. Я стал гораздо лучше понимать то, как историк работает за своим верстаком. У меня появилась исследовательская страсть. Стал все чаще ходить в библиотеку, «Историчку», с гораздо большим желанием, чем в младших курсах. Правда после дипломной работы мне не хотелось возвращаться к интеллектуальной биографии Виктора Корнельевича Яцунского. Исследование строилось преимущественно на изучении его научных трудов. Мне очень не хватало дневников или мемуаров чтобы услышать внутренний голос историка, посмотреть на его повседневную работу под другим углом. Через несколько лет, уже когда завершал работу над кандидатской диссертацией, я снова вернулся к этой теме. Можно сказать, что отдельные сюжеты диссертации снова привели меня к личности В.К. Яцунского.

Чем Вас привлекла фигура Степана Борисовича Веселовского?

Тем, что я не нашел, когда занимался изучением исследовательской лаборатории В.К. Яцунского. Творческий процесс ученого трудно представить в отрыве от его жизненного пути и внутреннего мира. В студенческие годы меня очень заинтересовали дневники Степана Борисович Веселовского. Кстати, это тоже произошло на третьем курсе, когда нужно было выбрать тему доклада по источниковедению. Выбор пал именно на его дневники. Тогда я в впервые ощутил очарование источником. Когда я делился своими ощущениями через несколько лет со старшими коллегами, то порой встречал недопонимание с их стороны, т.к. они обращали внимание на не очень этичные фрагменты из этих записей. Меня же поразило скорее не то, что он писал, а скорее как. Местами в них есть очень тонкие наблюдения повседневной жизни в России в годы Первой мировой войны, революции и гражданской войны. Очень интересно передано внутреннее состояние автора, рефлексия над своими трудами. Все это я ощутил в середине третьего курса. Даже задумывался о том, чтобы сменить тему курсовой работы. Но к тому времени все же многое было сделано по ранее выбранной теме. Уже на третьем курсе я стал работать с личным фондом В.К. Яцунского в Архиве РАН.

В магистратуре я вспомнил про С.Б. Веселовского и решил сконцентрироваться на его исследовательской лаборатории и научном наследии. Когда работал над этой темой, часто встречал недопонимание со стороны старших коллег, поскольку об этом историке и так немало было написано. Не скрою, что иногда одолевало сомнение в избранном исследовательском пути. Тут я очень благодарен Марине Федоровне за поддержку и веру в мою работу.

Чем интеллектуальная биография отличается от обычной? Как вы для себя формулируете различие, и как это влияет на исследование?

Хорошие биографические труды, с одной стороны, позволяют детально представить эпоху, к которой относится герой, а с другой – понять самого героя, то, как он сам понимал свою эпоху, как он ее менял или напротив – как эпоха меняла его самого, его взгляды, нравы, ценности и идеалы. Каждый из нас не равен самому себе в различные периоды своей жизни, и биографии позволяют наглядно в этом убедиться, увидеть трансформацию личности. Все эти вопросы стали привлекать все больше внимания со стороны исследователей в последние десятилетия XX века и до сих пор остаются востребованными. Но герои бывают разные. Для более точного анализа требуется соответствующий инструмент. В историографии применительно к представителям интеллектуального рода деятельности исследователи нередко опираются на интеллектуальную биографию.

В целом, понятие «интеллектуальная биография» не очень четко определено в научной литературе. Поэтому в процессе работы над диссертацией я поставил перед собой задачу сформулировать свое понимание. В итоге, было дано следующее определение: интеллектуальная биография – экспликация в динамике форм интеллектуальной деятельности личности, принятых в интеллектуальной культуре ее времени. Методологической основой исследования стало источниковедение историографии, которое я стремился дополнить. Дело в том, что оно сконцентрировано на процессе создания труда историка. Мне представлялся не менее важным также анализ того, как транслируются заложенные в труде идеи. В моем случае это позволило выйти за привычные хронологические рамки биографического исследования, т.к. значительная часть научных трудов Веселовского была опубликована лишь после его смерти.

Есть ли в книге какие-то значимые отличия от Вашей кандидатской диссертации, защищенной в 2023 году?

Логика и структура работы осталась, в целом, без существенных изменений. Но правок и дополнений все же было немало. Помимо стилистических корректировок (для адаптации диссертационного текста в книжный вариант), я стремился также учесть источники и историографию, которые мне удалось обнаружить уже после написания диссертации (в том числе по рекомендации членов диссертационного комитета на защите). Например, были привлечены отчетные материалы РАНИОНа (из ГАРФа) или письма Степана Борисовича и его супруги историку Александру Игнатьевичу Андрееву в предвоенный период и годы эвакуации (из петербургского филиала Архива РАН). Местами уточнены справочные сведения, усилена аргументация. Для более точного понимания того, как труды Степана Борисовича вписывались в историческую культуру его времени, были подобраны более релевантные труды его современников (для сопоставления).

Особенно ценно для меня то, что в книгу были включены дореволюционные письма Степана Борисовича Василию Григорьевичу Дружинину, археографу и специалисту по старообрядческим рукописям. Всего этих писем не очень много – чуть более 30. Работа над ними шла довольно медленно. Некоторые письма было очень непросто разобрать из-за плохого почерка Степана Борисовича. Эти письма во многом позволяют восстановить единство переписки между исследователями и вносят важные штрихи к изучению научного пути историка в дореволюционные годы, позволяют проанализировать хода работы над рядом трудов, в том числе археографических. Ранее, в издании переписки Степана Борисовича 2001 г., были опубликованы преимущественно письма других историков.