• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта
  • Важные объявления
  • Cтажировки в НИУ ВШЭ для преподавателей, сотрудников и аспирантов российских университетов. Подробнее…

Книга
Прекрасное и утилитарное на Востоке. От докерамического неолита до искусства ислама

Под редакцией: Д. В. Дубровская, С. А. Зинченко

М.: Институт востоковедения РАН, 2024.

Глава в книге
Ранг и должность: к проблеме типологии титулов знати в обществе майя классического периода (I тыс. н. э.)

Беляев Д. Д.

В кн.: Бартольдовские чтения: Программа и тезисы докладов Международной научной конференции, Москва, 24–26 апреля 2024 года. М.: ИВ РАН, 2024.

Препринт
How to Turn Towards Soviet Temporaliry? Setting the analytical optics

Орлова Г. А., Танис К. А., Лукин М. Ю. и др.

Humanities. HUM. Basic Research Programme, 2022. № 211.

Зачем гуманитарии изучают медицину

На последних Полетаевских чтениях Института гуманитарных историко-теоретических исследований участники обсуждали взаимодействие наук о природе и наук о человеке. Почему гуманитарии заинтересовались естественными науками и какой вклад они могут внести в их изучение, рассказывает профессор ВШЭ Елена Вишленкова.

Полетаевские чтения — ежегодная конференция, которую проводит Институт гуманитарных историко-теоретических исследований в память одного из основателей Андрея Владимировича Полетаева.

Почему естественные науки

Взаимодействие гуманитариев с не-гуманитарными науками — это общий «зонтик» для исследований нашего института в последние годы. Он позволяет отслеживать состояние исследовательского пространства в России и мире, так как сегодня это весьма популярное направление. Но поскольку всё в одну конференцию не загонишь, мы эту зонтичную тему поделили на сегменты. В прошлом году основное внимание было сосредоточено на диалоге с «точными» и «естественными» науками. В следующем — речь пойдет о научных революциях. А в 2016-м году мы сосредоточились на медицине.

Медицина как наука о человеке очень близка к социально-гуманитарной сфере, у нас один объект исследований — человек. Но при этом традиционно мы пользовались методами, близкими к искусству и культуре, а они — методами естественных и точных наук. Но сегодня наука так устроена, что мы не можем заниматься социальной или культурной историей в чистом виде, мы больше не можем быть исключительно историками или исключительно социологами. На уровне методов происходит такое переплетение, что уже нет возможности говорить о дисциплинарности и даже междисциплинарности: для каждого объекта ученый собирает свой собственный метод и свою теорию из множества, взятых из различных дисциплин. Мы создаем инструментарий, который подходит под определённый объект. И, конечно, для такой работы необходим диалог со специалистами в области истории медицины и естественных наук.

Шестые Полетаевские чтения. Заместитель директора ИГИТИ Елена Вишленкова и директор ИГИТИ Ирина Савельева.

Медикализация и патологический уклон современной культуры

Современная культура чрезвычайно медикализирована. Не имея специального образования, мы читаем эзотерические медицинские тексты, проверяем рекомендации врачей по инструкциям к препаратам, сверяем свои состояния с описаниями в интернете, напряженно следим за открытиями фармакологов и генетиков, усваиваем профессиональную лексику, а потом используем ее в сферах социальных отношений. Люди оперируют специфическими медицинскими понятиями, определяя ими мир вокруг себя.

Мы привыкли слышать о биполярном расстройстве, депрессиях, истериях, припадках. Кажется, что ментальные и психические болезни из скрываемых превратились в модные. Появился спрос на панические атаки, на нейродермит и даже диабет. Специалисты говорят о патологическом уклоне современной культуры, строящей идентичности на болезненных особенностях.

Одни сетуют о вырождающейся молодежи, другие — о жестокостях мира здоровых людей

И это резко меняет модели поведения и поколенческие отношения. В отличие от цифрового поколения молодых людей, их родители и прародители воспитывались на советских идеалах, культивировавших спорт и военизированные тела, в которых хранился «здоровый дух». Кажется, что сегодня мы живем в парадоксальной ситуации разнонаправленных установок и противоречивых представлений о норме. Одни сетуют о вырождающейся молодежи, другие — о жестокостях мира здоровых людей. В ответ на дискриминацию инвалидов и крайности медикализации возникло движение антиэйблизм. Да и о биовласти (то есть способах подавления и принуждения через телесные практики) знают уже не только философы.

Изменения испытывает не только общество, но и медицина. Она регулируется новыми культурными нормами и социальными соглашениями. Например, медленно, но всё же ломается привычная стилистика общения врачей и пациентов. Социологи и антропологи приложили немало усилий для показа подавления, принуждения и доминирования посредством медицинского языка, его терминов, латиноязычных рецептов, обстановки лечебных заведений.

Таким образом медицинские проблемы прочно вошли в круг социально-гуманитарных наук, и в свою очередь — их исследования отражаются на деятельности практикующих врачей.

Специфика исторического взгляда на медицину

Медицина ведь наука опытная и потому тесно связана с историей. Ее развитие шло через наблюдения и создание малых «историй». Например, российские лекари возили за собой написанные ими истории болезней («скорбные листы»). Участница Полетаевских чтений — Елена Бергер — когда-то опубликовала интереснейшую статью об историях болезней. Они содержали не только описания телесных недугов, но и семейные рассказы, свидетельства социальных конфликтов, детали повседневности, этнических и религиозных ритуалов. Репутация врача была тем выше, чем больше было таких историй в его личном архиве. Опытные врачи завещали эти тексты медицинским школам и госпиталям. На основе их анализа делались обобщения и шло развитие науки.

Не только гуманитарии дрейфуют в сторону точных и естественных наук, но представители последних активно овладевают арсеналом социологии, филологии и истории

Врачи всегда создавали «большую историю» медицины. Это был способ осмыслить тупиковые ветви ее развития. Сегодня история медицины является влиятельной дисциплиной. Долгое время она существовала в форме героического рассказа о великих лекарях и их открытиях. В этом же виде история медицины еще недавно преподавалась первокурсникам врачебных факультетов, дабы преисполнить их гордостью за профессию.

Но сейчас ситуация меняется. Не только гуманитарии дрейфуют в сторону точных и естественных наук, но представители последних активно овладевают арсеналом социологии, филологии и истории.

На мой взгляд, сегодня единственное заметное отличие не-медицинских историков медицины состоит в поставленных вопросах и более широких контекстах. Когда мы изучаем врачебное сословие, то нас интересует не только внутреннее развитие этой группы, но и участие в преобразованиях страны, то есть обретенная медиками способность быть экспертами — например, оценивать деятельность чиновников и целых институций сохранять здоровье жителей, добиваться изменений в законодательстве.

Последователи культурной истории изучают меняющиеся представления о здоровье и болезнях (в том числе «благородных», таких как подагра, и «постыдных», таких как венерические заболевания или эпилепсия). Также как медики, историки изучают способы диагностики и лечения, санитарные нормы разных эпох, но редко делают из своих наблюдений рассказ о научном прогрессе. Как правило, гуманитариям более интересна низовая медицинская культура, народные способы лечения, качество жизни обывателей.

Шестые Полетаевские чтения. Профессор Центральноевропейского университета (Будапешт) Карл Холл, руководитель института истории науки в Университете Любека (Германия) Корнелиус Борк и профессор университета Куин Мерри (Лондон, Великобритания) Галин Тиханов.

История обывателя, который ел, пил, болел, старел

Мы живем заведомо благополучнее, комфортнее, чище и с меньшим риском умереть молодыми, чем наши предки. С этим сюжетом был связан доклад Сергея Затравкина (РАМП) о медицинской полиции — системе государственных мероприятий по сохранению здоровья жителей. Автор живописал тяготы городской жизни европейцев XVII-XVIII веков, страдавших от нечистот, запахов, эпидемий и показал радикальные изменения в жизни горожан, осуществленных альянсом врачебной профессии и просвещенных правительств. Такой союз дал европейцам чистую питьевую воду, канализацию, столичные бульвары, освободил соборные площади от кладбищ и живодерен, а улицы от мусора и нечистот, заставил обывателей мыться, менять белье и чистить зубы.

Когда мы показываем позитивные и негативные последствия исследуемых явлений или идей, то в идеале хотим улучшить и исправить существующее положение вещей

Сейчас много пишут и говорят о биоэтике. Здесь сильно смыкаются интересы врачей-практиков и социологов. Историки же имеют возможность показать долгосрочные последствия «вброса» идей, например, расовых, когнитивных или психических детерминаций.Об этом в целом ряде своих статей и докладов рассказывает профессор Чикагского университета Марина Могильнер, приглашенный сотрудник ИГИТИ.

Большой интерес у историков к психиатрии как репрессивному механизму управления. Пока эта тема исследуется в основном на трудах психиатров и распорядительных документах. Попытки же использовать архивы клиник и специализированных институтов наталкиваются на трудности расшифровки закодированных историй болезней.

Так что «точки входа» в историю медицину у гуманитариев разные. Их вторжение довольно сильно изменило назначение и суть этой науки для медиков. Она перестает быть «вступлением в профессию» или цепочкой великих биографий. Теперь это не столько история медицины, сколько структурная часть «биоистории», в которой Человек является главным субъектом прошлого, потеснившим институты, процессы, учреждения. Это история обывателя, который страдал, болел, чувствовал, ел, пил, испражнялся, старел. Ее интересно читать всем и она дает позитивный настрой.

Что такие исследования дают обществу?

Для текущей жизни — диагностику и лечение. Только не тела, а социального сознания и воображения. Это, пожалуй, труднее и требует коллективных длительных усилий. Когда мы показываем позитивные и негативные последствия исследуемых явлений или идей, то в идеале хотим улучшить и исправить существующее положение вещей — избавить современников от социальной агрессии, побудить врачей следить за стилем общения с пациентами, увидеть в нашем отношении к разным болезням продукты исторических обстоятельств, разрушить стереотипы, обострить персональную ответственность. Наверное, поэтому медики воспринимают историков на удивление радушно и идут на сотрудничество с нами.