Волшебники, богохульники, еретики и другие дипломированные специалисты

1 декабря — юбилей Елены Смилянской

Сегодня отмечает круглую дату профессор Школы исторических наук ФГН НИУ ВШЭ Елена Борисовна Смилянская. Об экспедициях к староверам, ересях петровского времени, Архипелагском великом княжестве и обязательной дистанции между своим и чужим она рассказала «Вышке для своих».

Кто хочет водить экскурсии по Кремлю?

Почему я стала историком? Потому что выросла глядя на то, как работает моя мама. Среда, в которой ты растешь, очень влияет на тебя в дальнейшем. Я смотрю на своих друзей, выходцев из среды технической интеллигенции, чьи родители ходили каждый день на работу, — для них это продолжает оставаться ритмом жизни. А мой ритм задала мама, которая ездила в Институт востоковедения, устраивала конференции, сидела в архивах, а дома постоянно что-то читала и писала допоздна. И хотя мама, оканчивавшая истфак МГУ в период борьбы с космополитизмом, говорила мне: «Не ходи! не ходи!» — я не видела для себя другого пути. Труд ученого-историка — это труд, который я знаю с детства. Помню, накануне моего окончания школы дома собрался «ученый совет» из маминых коллег, и все сказали: «Пускай идет на исторический факультет МГУ». Классическое образование, может быть, немножко консервативное, но дает все базовые основы: латынь, греческий, хорошие большие курсы по истории античности, Древнего Востока и Средневековья. Поступить на исторический факультет МГУ было трудно, но я поступила с первого раза. Правда, на вечернее отделение, чему я была даже рада, потому что могла ходить куда хотела — на лучшие лекции вечернего и дневного отделений. Работа в Институте этнографии, куда меня взяли научно-техническим сотрудником, не отнимала много времени, да и работала я там недолго.

За несколько месяцев до открытия Олимпиады 1980 года к нам на истфак пришли люди и спросили: «Кто хочет водить экскурсии по Кремлю? Английский вы и так знаете». В итоге почти никто из англоязычных гостей в Москву не приехал в связи с войной в Афганистане, но я освоила профессию экскурсовода и еще десять лет водила экскурсии по Кремлю и по Красной площади. Зарабатывала аж 200 рублей в месяц, по тем временам совсем неплохо. И тут мне предлагают место на кафедре источниковедения МГУ с окладом в три раза меньше. Это же редчайшая возможность — остаться на кафедре, которую оканчивала, тем более что я училась в заочной аспирантуре. И я в итоге проработала в МГУ с 1978 по 2000 год.

«Иди к Макарьевне, она сундучок книг тебе припасла»

Году в 1975-м, я, еще студентка истфака, увидела объявление о наборе в экспедицию к старообрядцам. Предполагалось, что мы будем изучать древнерусскую книжность и собирать книги для библиотеки МГУ. До этого я уже побывала в этнографической экспедиции и в археологической, а эта называлась «археографическая». В ней я открыла для себя мир старообрядчества и объехала старообрядческие поселения половины Советского Союза. За двадцать лет — сначала простым участником, а потом начальником экспедиции — я побывала у старообрядцев на Урале, на реке Амударья, в Центральной России, Украине, Молдавии, даже в Польше и США. И каждый раз, когда наша машина выезжала с Воробьевых гор, мы, молодые студенты, верили, что именно мы найдем «Слово о полку Игореве» в подлиннике. И мы действительно находили, пусть не «Слово…», но много редких книг и замечательных рукописей, которые теперь хранятся в библиотеке Московского университета, что напротив Манежа.

Обычно мы приезжали с разведкой, например, в Пермскую область, где, судя по старым запискам миссионеров, было много староверов. А что там теперь? Никто не знает. Из первого же дома к нам выходит человек, одетый в самодельную одежду и обувь, в лаптях, притом что в деревне есть сельпо. Но староверы, которые на старости лет уходили в общины, чтобы их отпели и похоронили по всем правилам, накладывали на себя целую систему запретов. Они не ездили ни на каком механическом транспорте, только на лошади, носили домотканые сарафаны, не ели еду, приготовленную промышленным путем. Жили почти натуральным хозяйством. Мы везли им из Москвы подарки — чернослив, изюм, если удавалось найти, инжир. Детям можно было конфеты раздать.

Со временем староверы стали пускать нас на свои молитвенные собрания. Жили они очень просто. Пространство избы, где все происходит, устроено как триста лет назад. В углу печь. В печи — хлеб. На полках — иконы. В 1970-х — никакого электричества. А после, когда оно уже было повсеместно, на время службы из избы выносили телевизор. После моления всегда трапеза. Поэтому у каждого с собой котомочка, в которой лежит специальный молитвенный платок, чашка, миска и ложка. В общине в основном одинокие старухи. Редко старики. Но старухи грамотные. Они могли сами службу по всем правилам отслужить не хуже священника. Знали древнерусское пение (в 1975 году мы записали у них духовный стих о Борисе и Глебе в былинной, эпической традиции). О записи на магнитофон не могло быть и речи. А тайком — неэтично, да и не выйдет. Тогда магнитофоны, которые нам с собой давали, были огромные и все время ломались. Чтобы их чинить, мы возили в экспедиции ребят с факультета вычислительной математики и кибернетики или с мехмата. Обычно наши встречи выглядели так: я веду с кем-нибудь беседу, а у меня за спиной сидят два студента и строчат от руки. Мы записывали духовные стихи. И конечно, то, как крестьяне получали первые азы грамотности, начиная с азбучки и потом уже за чтением Псалтыри. В 1970-е годы мы встречались с людьми, которые не умели читать газетный текст, но легко читали кириллический, старославянский. А в 90-е нам уже встречались те, кто учился в советской школе и шел обратным путем — от газетного, гражданского, к старославянскому.

С годами в старообрядческих общинах к нам привыкли. Мы стали как бы частью их жизни. Приезжаешь, а тебе уже за несколько деревень передают: «Иди к Макарьевне, она сундучок книг тебе припасла». Мы выпрашивали эти книги годами. Но люди, мы их называли «благодетели», к нам тепло относились. Понимали, что не для себя. Для библиотеки. Книги старинные, XVI — первой половины XVII века, то есть напечатанные до церковной реформы патриарха Никона. Встречались рукописи XV века. До сих пор, какую книгу ни открой, я точно датирую ее, могу сказать, насколько она редкая, какие есть особенности — запись о царском вкладе или кто-то из родственников Морозовых и так далее. А самые красивые находки были за Дунаем. Это превосходно оформленные певческие книги с крюковой древней нотацией. Мы с моим коллегой, музыковедом Николаем Григорьевичем Денисовым, написали о них в книге «Старообрядчество Бессарабии: книжность и певческая культура».

Тут-то и откроется целый мир

В то время я начала понимать дистанцию между своим и чужим, своей и чужой культурой, своей и чужой религиозностью. Мы ведь говорили в основном на религиозные темы. И конечно, любой религиозный человек вам прочитает «Символ веры» или «Отче наш». Но, когда вы спросите, что он вкладывает в молитву, тут-то и откроется целый мир. Уже многие годы я читаю лекции по русской культуре XVII–XIX веков, рассказывая об особенности крестьянской традиции. О символике каждого предмета в крестьянском доме. Об иерархии греховного. Ну вот что самый большой грех? Ну гордость. А что еще? Вот почему, например, грех часы носить? Мы очень удивились, но оказывается, это зависть вызывает. Было в деревне того времени о часах такое представление. Или исповедь — что тут такого нового? И вдруг мы находим целый рассказ о том, что если ты помираешь в лесу, то можешь исповедоваться дереву. Лучше елочке или березке. Не дай бог, осине. И точно так же звери. Есть божьи существа, как медведь, а есть бесьи — рысь или волки.

Когда я перестала заниматься полевыми исследованиями старообрядцев, я сочла, что это мой долг перед ними — издать книгу, посвященную устному нарративу. И позже, когда писала диссертацию, я все пропускала через фильтр своих экспедиционных впечатлений, притом что ни моя дипломная работа, ни диссертация не были связаны с темой старообрядчества.

«А что такое протокол допроса? По сути — интервью»

Моя дипломная работа была посвящена ересям петровского времени, но для кандидатской мой научный руководитель, академик Леонид Васильевич Милов, предложил мне: возьмите все дела по духовным преступлениям хотя бы за первую половину XVIII века и попробуйте понять, что почиталось в «духовном» преступным. Ведь, по сути, абсолютное большинство людей в России в то время — неграмотные крестьяне, и они никогда не писали о том, во что и как верят. А что такое протокол допроса? Это, по сути, интервью. Их я читала в архиве древних актов, в архиве Синода, который хранится в Петербурге в Российском государственном историческом архиве, в некоторых областных архивах, куда мне доводилось добраться. Часть дел о религиозных преступлениях хранится в фондах Преображенского приказа и Тайной канцелярии, потому что еретиков и «волшебников» подозревали в политических преступлениях: не дай бог, попробуют волю государя забрать магическими средствами. В это не просто верили. Некоторые пытались это делать. На допросе человек признавался, что, например, «ходил в село Преображенское и искал след царя Петра, чтобы ему хорошее назначение по работе было и чтобы опалы царской не было».

Каждое дело — детектив. Сначала донос. Потом человека арестовывают, забирают у него какие-то пожитки. Вместе с приставами вы проникаете в его дом, куда в другой ситуации никогда бы не попали. Дальше расспросы свидетелей — о его частной жизни, что говорил, что кушал и почему решил продать душу дьяволу (у меня представлениям о продаже души дьяволу посвящена целая глава). А следователям все было интересно.

Я разработала программу опросов, чтобы рассматривать дело с точки зрения именно религиозного сознания и менталитета. В 1980-е годы про менталитет еще только начинали в России писать. И когда я в 1986 году защищала свою работу, многим было непонятно, как такое возможно на историческом факультете МГУ, форпосте коммунистической идеологии: то продажа души дьяволу, то приворот девиц... Кто-то грамотный писал влюбленному текст заговора, он прятал его в шапку, потом начитывал на яблоко или пряник и дарил девице. А тексты жаркие: и «чтобы горело твое ретивое сердце», и «чтобы тебя, глядя на меня, в огонь бросало», и «чтобы отца и матери не видела, в петле давилась». Чаще всего это, конечно, не работало. Но бывали случаи, когда вдруг девица, добрая христианка, впадала в истерию, начинала биться во время литургии, становилась кликушей. Тогда начинали искать — не ходил ли кто-то рядом чужой с гостинцами? А может, соседка, гадина, обещала порчу напустить?

Помещики, в свою очередь, очень беспокоились, что их дворовые пытаются лишить их собственной воли и сделать добрыми. Или, наоборот, извести. «Стала хозяйка болеть брюхом, и то брюхо у нее раздуло, а сама она высохла и померла». А дальше разбирательство, почему померла — ей что-то в еду подкладывали или сушеная лягушка под матрасом лежала?

Очень важно понимать, как вы это исследуете. Для вас это набор анекдотов или тексты, которые позволяют реконструировать видение мира и отношения в социуме того времени. Важно же понять, почему барыню хотели уморить. Может быть, она была злая, и это была единственная доступная человеку форма протеста. А где-то рядом было пугачевское восстание. И все это существовало параллельно: одни пытались действовать методами магии, другие — грубой силой, а некоторые сочетали то и другое. И мне было особенно интересно, как это в человеке соединяется: он, с одной стороны, ходил в церковь, исповедовался, причащался и вроде бы был абсолютно православным, но при этом грешил тем, что верил в магическое и совершал магические ритуалы. В какой момент он обращался к магии?

Все это есть в моей книге «Волшебники. Богохульники. Еретики», которая вышла в 2002 году и вот совсем недавно была переиздана. Из этой книги выросла моя докторская диссертация. Это большой кусок моей жизни, но он закончился, и я решила, что пора дальше искать новую тему. И она довольно быстро нашлась.

Экспедиция как форма освоения пространства

Я всегда говорю своим студентам: обязательно отправляйтесь в то место, о котором пишете. Пишете о Древнем Египте — посетите землю египетскую. Пишете о Греции — постарайтесь посмотреть античность на месте. И вот, руководствуясь этим самым принципом, моя мама попросила меня поискать материалы о том, как русские моряки дважды захватывали Бейрут в 70-х годах XVIII века во время русско-турецкой войны. В Бейруте даже какое-то время, недолго, висел портрет императрицы Екатерины. По пятницам отмечались мусульманские праздники, а по воскресеньям — русские, когда палили из пушек и русские флаги вывешивали. И моей маме необходимо было разобраться в этой истории, но в силу возраста сама она поехать в архивы не могла.

Тут, наверное, нужно сказать, что моя мама была арабистом. Училась на историческом факультете МГУ у Владимира Борисовича Луцкого — известного ученого-арабиста. Большую часть жизни она проработала в русских архивах (за границу ее не выпускали) с документами русских миссий, занималась русскими паломниками и в том числе открыла для широкой публики имя русского востоковеда, дипломата и путешественника Константина Михайловича Базили. Ее труд по экономике XVIII–XIX веков был тут же переведен на арабский и уже считается классикой. Она была не только старейшим сотрудником Института востоковедения РАН, но и создателем целых исследовательских коллективов, и до сих пор в мамину память каждый декабрь там проходят Чтения Ирины Михайловны Смилянской.

Когда мама предложила мне включиться в ее работу, мне эта идея не понравилась. Я исследователь религиозных воззрений, а тут нужно заниматься флотом и военной историей. Слишком крутой поворот. И потом, военные историки описали русско-турецкую войну очень подробно, и зачем это нам, кроме того что мы найдем документы про Бейрут? Но тут у меня появился кураж: а если мы будем изучать события не с точки зрения войны, а с точки зрения опять-таки человека? Как чувствовали себя русские люди, оказавшись в Средиземноморье? Как они все это видели? Как отражали в судовых журналах, в записках, в дневниках? Вопросы освоения пространства активно изучаются на Западе, но больше по запискам путешественников, в связи с военными событиями такие вопросы редко возникают. И я очень горда тем, что мне тогда пришла в голову мысль посмотреть на экспедицию российского военного флота в Восточное Средиземноморье как на опыт освоения пространства.

Краткая история Архипелагского великого княжества

Обычно историки из всех морских побед России екатерининского времени пишут о Чесменской победе. Но чем эта победа так замечательна — что стало после нее? Мало было написано о том, что случилось осенью 1770 года, когда русский флот встал на зимовку в заливе острова Парос и организовал там что-то вроде военной базы. Зимой 1770–1771 годов на Парос стали приезжать греки с вопросом: а что дальше? А дальше им предложили присягнуть матушке Екатерине Великой, чтобы русский флот мог их защитить от османов. И они стали присягать. За пару лет Екатерине как своей императрице присягнули три десятка греческих островов. Так, к большому удивлению Ее Императорского Величества, у нее появилось Архипелагское великое княжество, или, точнее, «подданные острова».

Сначала я работала в Архиве Военно-морского флота в Петербурге. Обнаружила там множество интереснейших документов, включая сводные таблицы, где было учтено вплоть до фунта, что каждый остров сеял, получал и как все это собирали. Русские ездили по островам, чертили карты, описывали памятники, стали собирать первые антики и барельефы. Конечно, мне хотелось увидеть собственными глазами место, где существовала в 1770–1775 годах русская заморская колония. Я поехала туда на разведку в отпуск, а потом подала заявку, и мы командой, в которой были художник-фотограф, историки и искусствоведы, отправились в полноценную экспедицию. Экспедиций было две. За это время мы объехали двадцать островов. Посмотрели и локализовали все, о чем писали в русских документах, и сделали две книги. После первой экспедиции, когда я еще работала в РГГУ, выпустила с соавторами книгу «Россия в Средиземноморье». А после второй, когда я уже была в Вышке, вышла моя книга «Греческие острова Екатерины II».

Но это не все. У истории есть эпилог. По итогу наших экспедиций на острова к нам обратился Музей Пароса с просьбой сделать для них проект. И мы по максимуму сделали копии русских карт острова Парос и всех бывших в нашем распоряжении документов. Теперь в Музее Пароса можно увидеть целую экспозицию на русскую тему и памятную табличку о том, что тут была русская военная база. Рядом с музеем на дне лежат остовы нескольких кораблей русского военно-морского флота, с которых все начиналось. В прозрачной воде их хорошо видно, и ко мне часто обращаются за консультацией любители дайвинга. После выхода «Греческих островов» я стала экспертом по затонувшим кораблям, и меня не раз звали делать доклады об Архипелагской экспедиции у нас и за рубежом.

История в НИУ ВШЭ

В Высшую школу экономики я пришла по приглашению Александра Борисовича Каменского. Он заведовал кафедрой в Историко-архивном институте РГГУ, где я, уйдя из МГУ, проработала десять лет, а в Вышке Александр Борисович вместе с Ириной Максимовной Савельевой и Андреем Владимировичем Полетаевым создавал факультет истории. Я с восхищением слушала их рассказы об этом. С самого момента создания факультета читать лекции там приглашали замечательных преподавателей, лучших ученых, которые использовали новейшие методологические подходы и писали удивительно интересные книги. Аполлон Борисович Давидсон, Игорь Николаевич Данилевский, Олег Витальевич Будницкий, Михаил Анатольевич Бойцов, Павел Юрьевич Уваров, Елена Анатольевна Вишленкова, Олег Сергеевич Воскобойников и другие — вот с кого начинался наш факультет. Мне было всегда интересно их читать, и для меня большая честь, что меня пригласили открывать здесь магистратуру по истории художественной культуры. Позже я передала эту магистерскую программу коллегам-искусствоведам и полностью сосредоточилась на работе в Школе исторических наук. Здесь вместе со мной работают мои замечательные ученики. Видеть, как одни из них уже стали большими учеными, как Евгений Владимирович Акельев, а другие с энтузиазмом начинают творить и делают свои открытия, — самое большое счастье!

Дата

1 декабря

В статье упомянуты

Вышка для своих, Школа исторических наук

Персоны

Каменский Александр Борисович

Смилянская Елена Борисовна