• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

The Annual Register. 1774 [30 August 1775]. Vol. 17. The History of Europe. Chapter 1. P. 1 - 10

Смерть султана Мустафы III. Его личность. Вступление его брата на престол. Подготовка к продолжению войны. Выступления татар в Российской Империи, спровоцированные Портой. Вооружение перед Крымской кампанией. Расположение армий на Дунае. Маршал Румянцев пересекает Дунай. Турки разбиты в нескольких боях. Беспорядок, бунт и дезертирство в турецкой армии. Великий визирь оставлен и окружен в Шумле. Он предлагает приостановить военные действия; вынужден подписать мир, приняв условия победителей.  Ужас в Османской Империи; мирный договор ратифицирован. Основные статьи мирного договора. Великий визирь неожиданно умирает по дороге в Адрианополь. Ликование в Петербурге. Добросовестно исполненные статьи договора и послы, назначенные с обеих сторон. Министр, назначенный Портой, для переговоров с Ханом Керимом, узурпатором в Персии.

Есть надежда, что с окончанием кровавой войны[1], в течение столь долгого времени опустошавшей земли на границе Европы и Азии[2], спокойствие будет восстановлено в полной мере как на территории обширных владений [двух] крупных воюющих держав, так и их меньших соседей, которые, не разделяя никаких выгод, как водится, испытывают // (с. 2) на себе все бедствия подобного противостояния. Насколько славным было для России течение этой войны, настолько же удачным было ее окончание. Длинная череда побед увенчалась мирным договором[3], отражающим в той же мере славу ее дипломатии, приобретенную твердостью и мудростью, что и военные достижения – славу ее оружия.

Людские потери и ослабление суверенитета еще не самое страшное, что испытала Оcманская империя. Она фатальным образом продемонстрировала свою слабость, бывшую доселе [никому] неизвестной, а потеря репутации и уважения не менее губительна для государств, чем для отдельно взятых людей. Мощь этой великой империи, в самом деле, была значительно подорвана, причем склонилась она не столько перед доблестью храброго противника, сколько под гнетом своих внутренних проблем.

Покойный Великий визирь[4], приложив все усилия, на которые он только был способен [и готов], мог бы остановить разложение армии, [однако], будучи удручен капризами и распущенностью солдат, пал жертвой негодования и скорби, которую они в нем вызвали. Ради скорейшего спасения своих войск он был вынужден подписать мир, который совершенно не соответствовал славе и мощи турецкого оружия. Он [поистине] заслуживал лучшей доли, как и лучших подчиненных.

В дальнейшем может показаться удивительным, что при таком положении дел Россия даровала своему поверженному врагу мир на вполне умеренных условиях. Однако ранее мы приводили множество причин, делавших заключение договора крайне желательным для России, и эти причины не были устранены в ходе последних событий. Не потеряли они также и значимости. Восстание Пугачева было в полном разгаре и продолжало тогда по-прежнему опустошать южные и восточные окраины Империи[5]; могли вызывать опасения и общественные настроения в центральном регионе. Эти и другие причины, казалось, делали [для России] благоразумным, если не необходимым, стянуть ближе к центру свои победоносные войска, которые благодаря военным успехам проявляли еще большую преданность властям и, ввиду долгого отсутствия [на Родине], отвыкли от внутренних противостояний и интриг. Следует также отметить, что между странами, участвовавшими в разделе Польши[6], по-видимому, не было особого единодушия; две из них[7] не могли не поглядывать с завистью на территории, полученные другими, и, очевидно, стремились устроить раздел на новых условиях, по которым каждая из них могла бы извлечь большую выгоду для себя. В связи с этим России надлежало выйти из войны с ослабленным противником, который был для нее опасен лишь втягиванием в дальнейшие боевые действия, и распределить свои силы таким образом, чтобы быть готовой к любому повороту событий в противостоянии с соседями, чья военная мощь была опасна, а амбиции – безграничны.

[То] роковое изменение, столь стремительно произошедшее в турецкой Великой армии, в которой ранее служащие демонстрировали образцовую дисциплину и подчинение приказам, а командующие – силу и дарование, должно, разумеется, возбуждать наше любопытство. На данный момент оно, однако, не может быть удовлетворено. Вряд ли приходится ожидать [каких-либо] подробностей из турецкого кабинета или армии; да и у русских, осчастливленных своими успехами, нет особого повода вступать в подробное описание каких-либо частностей, которые могут умалить их славу или заставить усомниться в их заслугах. Подобная информация // (с. 3) может быть получена лишь с места действия, и она, несомненно, в дальнейшем будет сообщена: либо кем-нибудь из самых любопытных и сообразительных европейских министров в Порте, либо каким-нибудь офицером из тех, что служили в одной из двух армий на Дунае. Вот уже более века мы в долгу за такие любопытные и полезные справки или подробности перед старательными и наблюдательными министрами и секретарями из Франции, в большей степени чем из других европейских стран.

Сейчас мы можем только предположить, что распущенность, неповиновение приказам и другие дурные привычки, процветавшие в мирное время под властью слабого, коррумпированного и бездеятельного правительства, должны были стать столь закоренелыми, что их невозможно было изжить, что любые положительные, на первый взгляд, явления, будучи обусловлены сиюминутными прихотями, оказывались скорее частью этого беспорядка, чем следствием реальных изменений к лучшему; и что, наконец, не что иное, кроме как – кажущееся почти невозможным – абсолютное изменение в исходном устройстве и системе власти может возвратить эту ослабевающую империю в ее прежнее состояние. Бесспорно, что европейские вспомогательные войска, находящиеся на турецкой службе, как конные, так и пешие, явили немало удивительных примеров того мужества, которым они всегда славились; однако многие из этих храбрых солдат пали жертвой трусости или неповиновения воинских частей азиатов и жителей Константинополя, в которых они состояли[8]. Некоторые янычары также явили образцы отчаянного бесстрашия, однако в других отношениях были столь распутны, мятежны и неорганизованны, что сводили на нет эти единичные подвиги.

Вскоре после наступления нового года[9], 21-го января султан Мустафа Третий[10], турецкий император, ушел из жизни в Константинополе в возрасте 58 лет, на 17-ом году правления, последние годы которого были самыми неудачными в турецкой истории со времен Баязида[11]. Его сын, султан Селим[12], которому только исполнилось 13 лет, казался слишком молодым, чтобы удержать бразды правления в такой критической ситуации. Сообразуясь с текущим положением дел, император, руководствуясь мудростью и беспристрастием, делающими честь его памяти, назначил наследником трона своего брата Абдул-Хамида[13]. Этому правителю, он поручил заботу о своем несовершеннолетнем сыне, строго ограничив его власть ролью протектора; не оправдать доверие, оказанное Мустафой Третьим брату, было бы святотатством, с точки зрения представлений о долге. Это, однако, неочевидно для членов оттоманской семьи с ее варварскими установками. 

Нам кажется справедливым уберечь личность последнего императора[14] от того забвения и презрения, которые обычно сопутствуют [человеческим] неудачам. Хотя он не обладал теми замечательными, потрясающими и роковыми качествами, которые вызывают восторг у человечества и которыми, к их же несчастью, были щедро наделены слишком многие из его предшественников, он был бы в высшей степени одарен более высокими достоинствами: гуманностью, справедливостью и щедростью.   К времени его правления относятся бесчисленные примеры [их проявления], и Мустафа по праву должен занять свое место в ряду наиболее достойных фигур [эпохи].  Его снисходительности и милосердию в отношении христианских подданных, несмотря на декларируемое ими недовольство и поддержку, которую они оказали  захватчикам в момент, когда само существование империи // (с. 4) было под вопросом, вряд ли может быть найден аналог в истории самой совершенной из существовавших когда-либо  цивилизации и среди приверженцев наиболее чистой из всех возможных религий. Его последнее решение по назначению наследника обнаруживает присущий ему патриотизм, которым в дальнейшем будут скорее восхищаться, чем руководствоваться, и силу его ума, равную той, которой обладали его известные предшественники.

Новый правитель, приняв необходимые меры по поддержанию общественного порядка и спокойствия, что является в этой империи делом сложным, но не терпящим промедления в условиях войны, быстро сконцентрировал свое внимание на продолжении военных действий. В связи с этим были проведены многочисленные рекрутские наборы, а также издано распоряжение, согласно которому все виновные в беспорядках и мятежах отправлялись служить на флот в Черном море, и страх перед этим наказанием подействовал на распустившихся солдат так сильно, что неожиданным образом поспособствовал сохранению мира в столице. Император также издал рескрипт за собственной подписью, предписав офицерам, наместникам провинций и тимариотам действовать каждому предельно внимательно в своем военном округе с целью продолжения войны, а тем, чьим прямым долгом было присоединиться к армии, немедленно сделать это и встать во главе подразделений тех войск, которые они могли обеспечить, действуя с предельным усердием и мужеством, служа стране и религии, а также борясь за возвращение тех провинций, которые были отобраны у империи.

Тем временем в Адрианополе[15] и других местах, где базировалась армия, произошли беспорядки, связанные с мятежом некоторых янычар, которые были недовольны вступлением на престол Абдул-Хамида и хотели поместить на него юного принца Селима. И хотя эти волнения были без труда подавлены, кажется вполне возможным, что проявившееся по данному поводу недовольство могло быть одним из источников последовавшей затем деморализации армии.

Несколько военных маневров, имевших место на Дунае ранней весной, казалось, свидетельствовали, о [начале] решительных действий. Отряды воюющих армий часто пересекали реку, но эти вылазки, не принесшие никакой пользы, были сопряжены со значительными потерями с обеих сторон.

В то же время Порта не упускала из виду те преимущества, которые могли быть извлечены из Пугачевского восстания, и потому неутомимо раззадоривала различные татарские народы, которые окружают Российскую Империю или находятся внутри нее, с целью усилить внутренние беспорядки на ее территории. Не так сложно убедить людей, которые, как кажется, рождены исключительно для войны и ничего другого, взяться за оружие. Татары, однако, в данный момент находятся не в том состоянии, которое в разные эпохи позволяло им завоевывать огромные части света. Та огромная империя, которая внезапно возникла в их среде, со временем частично поглотила и уничтожила, а частично - разделила разные находившиеся в ней народы таким образом, что образование некоего единства на военной или совещательной основе, или хотя бы какого-нибудь серьезного союза [между ними] оказалось невозможным. К тому же их образ жизни, далекий от современных новшеств в военной сфере, в вооружении и строевой подготовке, является непреодолимым препятствием к их возвращению к тому  состоянию, в котором они внушали страх [окружающим]. 

Однако они вполне могли доставить некоторые проблемы и усилить беспорядки, спровоцированные Пугачевым. Порта // (с. 5) понимая это, послала Девлет-Герая[16], тогдашнего Крымского хана, с внушительной суммой денег и в сопровождении нескольких офицеров из его родни и друзей, к Ногайским и Кубанским татарам, где к нему вскоре присоединилось 10 000 человек. Этот отряд был атакован русскими и обращен в бегство еще перед тем, как хоть какие-нибудь объединяющие эти народы связи могли между ними сложиться. Поскольку татары до сих пор грезят о своей былой славе и воображают (пока не доходит до дела), будто они столь же непобедимы сейчас, как и во времена Тамерлана, они были так сильно шокированы и подавлены этим поражением, что никакой дальнейшей помощи от них нельзя было ожидать, а татарский хан счел положением дел столь безнадежным, что, разделив свои богатства между друзьями и приверженцами, покинул страну. Схожие меры (с сопутствующим им схожим успехом) были предприняты также среди башкир, киргизов и некоторых других народов, каждый из которых был готов пойти на восстание или войну, но не имел для этого достаточно сил.

Значительные войска для поддержки татар, их союзников казаков и других повстанцев в Крыму были подготовлены также и в Константинополе. В то же время немало усилий было приложено для укрепления великой армии, которая стала более многочисленной по сравнению с тем, какой она была на протяжении войны, и ходили слухи, что у султана в распоряжении на Дунае было не менее 200 000 воинов.

Однако и Петербургский двор не дремал, желая дать Маршалу Румянцеву[17] возможность начать кампанию с позиции силы. И хотя Пугачевское восстание казалось значительным тому препятствием, Россия к тому моменту освободилась от других серьезных проблем. Грозные тучи, глядевшие со стороны Швеции[18], были теперь рассеяны, и не было больше необходимости держать армию на границе; тем временем австрийцы и пруссаки успешно оккупировали Польшу, внушая благоговейный страх ее жителям, и Россия была освобождена от любых опасений также и в этой стране. В этих условиях армия маршала Румянцева представлялась  очень грозной силой.

После проведения всяческих маневров на Дунае маршал, получив подкрепление в 10 000 солдат регулярного войска, а также 30 000 рекрутов, занял необходимую для преодоления реки диспозицию. Для этой цели на речке Аргис ( Argis ) под руководством генерала Салтыкова[19] был подготовлен большой лодочный флот, который затем был спущен вниз по Дунаю. Несмотря на значительное сопротивление [турок] как с земли, так и на воде, генерал занял плацдарм на турецкой стороне в ночь с 16-го на 17-ое июня. Теперь, когда переправа была под охраной, генералы Каменский[20] и Суворов[21] также пересекли реку во главе своих дивизий, общее число людей в которых доходило до 50 000 человек. Через 4 дня маршал Румянцев с остатками армии последовал за ними. Он разбил лагерь около Силистрии[22], которой  вновь собирался угрожать осадой.

Тем временем происходили продолжительные серии боевых действий между русскими генералами и различными подразделениями оттоманских сил. Во время одной из них генерал Салтыков был яростно атакован пашой Рущука, который достойно сражался, однако в итоге был вынужден отступить // (с. 6) после ожесточенной битвы, длившейся несколько часов. В ходе этих боевых действий арнауты (the Arnatus) и другие европейские подразделения в турецкой армии продемонстрировали величайшую храбрость, и были потеснены лишь вследствие выучки и стойкости русской пехоты, а также блестящего руководства их артиллерией. Это сражение примечательно тем, что оно оказалось последней битвой, в которой турки действовали мужественно и решительно.

В тот же день, двадцатого июня, вся армия (и кавалерия, и пехота) Рейс-эфенди[23], приведшего 40 000 солдат для противодействия генералам Каменскому и Суворову, была разбита без какого бы то ни было сопротивления [и бежала], с позором бросив свои знамена и только тем сумев избежать гибели или попадания в плен. Наградой за эту легкую победу стал весь турецкий лагерь вместе с находившимся в нем обозом медной артиллерии, действиями которой перед этим руководил Шевалье де Тотт[24]. По турецким подсчетам, бежавшая армия состояла из 70 000 человек, в то время как им противостояла лишь небольшая горстка наступающих.

С этого момента волнения, мятежи и смятение охватили турецкие войска, и они совершенно отказались встречать врага лицом к лицу. Они разорили обоз, ограбили и убили своих офицеров и, расформированные по частям численностью в тысячу человек, бросая свои знамена, двинулись большими группами к Геллеспонту[25], чиня по пути всяческие беззакония. Их прибытие в окрестности Константинополя было настолько пугающим для двора и города, что, когда все просьбы, обещания и денежные посулы не принесли желаемого результата -  возвращения этих войск в армию, - правительство, вместо того чтобы наказать эту преступную шайку, было вынуждено предоставить им судна для переправки в Азию.  

Бесчинства мятежников – или же ужас, внушаемый врагом, - стали столь повсеместными, что, если доверять некоторым турецким подсчетам, не менее 140 000 человек либо совершенно оставили свои знамена, либо отказались действовать под командованием своих офицеров. Даже в генеральной ставке в Шумле[26], прямо на глазах у Визиря, который ничего не смог с этим поделать, европейцы и азиаты [в его армии] буквально растерзали друг друга на куски. И это произошло еще до того момента, когда беспорядки достигли своей наивысшей точки. Говорят также, что Визирь был оставлен своей гвардией, так что та огромная армия, которая находилась в его ведении в начале кампании, за несколько дней обратилась в ничто.

Все это является неизбежными, но предсказуемыми следствиями [привязанности к] роскоши, выродившихся нравов и [деятельности] слабого и продажного государства, которое, удерживаясь еще какое-то время за счет своей былой мощи, пренебрегает или даже отрицает те добродетели, которые привели его к подобной силе и славе. Эта огромная империя, распадающаяся на куски под натиском своих пороков и развращенности, преподает нам горький урок. Однако величайшие империи мира исчезали подобным же путем, а их наследники так и не извлекали из этого никаких уроков.

Маршал Румянцев не преминул воспользоваться теми преимуществами, которые ему предоставило сложившееся положение дел. Он, занимая ключевые посты в армии, расположил разные дивизии своего войска столь удачным образом, что смог своими действиями полностью прервать сообщение между (с. 7) Великим Визирем и его гарнизонами, складами боеприпасов, Адрианополем и тылом, так что тот не имел никакой возможности ни прокормиться там, где он был, ни отступить. Таким образом, генеральная ставка в Шумле была полностью блокирована, и вся Турецкая Империя попала в сети.

Находясь в столь прискорбном положении, Великий Визирь предпринял безнадежную попытку выиграть время посредством предложения приостановить военные действия для возобновления переговоров и заключения мира. Однако никто не готов был идти ему на уступки, и Великий Визирь был вынужден подчиниться условиям, продиктованным победителем. Впрочем, они были крайне умеренны и отражали сложившееся к тому моменту положение дел. Маршал Румянцев потребовал немногим больше по сравнению с тем, на чем настаивали русские во время двух предшествующих переговоров.

В ситуации такого кризиса [у Турции] не было возможности для препирательств или [попыток добиться] отсрочки. Двое турецких уполномоченных, прибыв в казармы к генералу Каменскому, были там встречены князем Репниным[27], и за две короткие сессии переговоров все было решено. Примечательно, что переговоры проходили – то ли по воле случая, то ли умышленно – на том самом месте, где генерал Вейсман[28] был разбит и убит за год до этого. Этот славный для России мир был подписан 21-го июля с той лишь оговоркой, что Великий Визирь должен был еще получить одобрение от своего двора [до его вступления в силу].

В письме, написанном этим неудачливым министром в Порту, он говорил, что сам он и остатки его армии испытывали острую нехватку в боеприпасах и провизии и были безнадежно окружены и заперты в Шумле, так что у них не было больше средств к существованию, и единственное, что ему оставалось, это обратиться к русским. В таком положении их судьба зависела от воли противника, и у него не было иного пути, кроме как просить  прекращения военных действий, [а потому] он был вынужден согласиться на условия, продиктованные победителем. Для демонстрации [безвыходности] своего положения Великий Визирь предоставил замечательное доказательство, указывая в письме на то, что он посылает для передачи письма и текста договора офицера с русским паспортом.

Это письмо и содержащиеся в нем новости вызвали в Порте равным образом ужас и скорбь. Был проведен великий диван[29], на котором собрались все главные законодатели, министры и главные должностные лица в военной области. Но совещание на сей раз ни к чему не привело, и они были вынуждены подчиниться условиям, которые не могли оспорить. Таким образом, мирный договор был ратифицирован, требовалась лишь санкция муфтии[30], и он незамедлительно издал фетфу[31] (декрет) от своего имени, в которой он использует следующие выражения: «Видя, что наши войска более не способны противостоять русским, мы считаем необходимым заключить мир».

Мирный договор[32] состоит из 28 статей, главные из которых нижеследующие: независимость Крыма; безвозмездный переход под власть России  Кинбурна, Керчи и Еникале[33], а также всей области между Бугом и Днепром; Россия получает право свободного  судоходства во всех морях, находящихся под контролем Турции, включая проход через Дарданеллы, со всеми правами и привилегиями, которые дарованы дружественным нациям. Россия отказывается от всех своих завоеваний, кроме Азова и Таганрога, которые остаются за ней.

Кроме того, договором предусматривались некоторые уступки (с. 8) в пользу жителей Молдавии и Валахии, а также тех греческих островов, которые были возвращены Россией Турции. Мы не знаем о подробностях этих уступок, так как пока что ни одной надежной копии договора опубликовано не было. Известно, однако, что они получают некоторые новые привилегии и гарантии в обеспечении безопасности на их территориях. Татарские ханы Крыма более не обязаны нести повинности в пользу султана, за исключением тех, которые поступают к нему как к верховному халифу магометанской религии.

Скорбь, охватившая дворец султана и членов правительства в связи с таким провальным окончанием войны, не распространилась, однако, где-либо еще. Люди в большинстве своем были настолько усталыми от военных невзгод и настолько удручены непрекращающимися потерями и унижениями, которые они испытывали, что воспринимали заключение мира как счастье, какой бы ценой оно ни был достигнуто. Великий визирь был не в силах в одиночку перенести горе и возмущение, вызванные столькими унижениями, и неожиданно умер по возвращении в Адрианополь. Мы не располагаем достаточной информацией, в которой можно было бы найти хоть какое-то мнение относительно его командования в течение кампании. Слишком ли долгим пребыванием в лагере в Шумле или какой-либо другой оплошностью он способствовал тем неудачам, которые погубили армию, или же эти бедствия происходили целиком вследствие неповиновения и трусости солдат, предстоит еще установить. Однако те  умения, которые он демонстрировал в предшествующих этой ситуациях, кажутся основанием для поддержки второй точки зрения.

Положение Великого визиря в Шумле естественным образом ассоциируется у нас с положением Петра Великого, оказавшегося на берегах Прута в 1711 году[34]. Оба они зависели от милости врага, и судьба их государств в огромной степени – от того, как все завершится. И оба они избежали той страшной участи, которую можно было бы ожидать, учитывая безнадежность их положения и нравы их врагов, в полной власти которых они находились. В остальном же результаты существенно различались. Петр избежал опасности и в итоге стал только сильнее, в то время как визирь, хотя и сохранив армию, пал жертвой унижения. Интересы и обеспечение безопасности Оттоманской империи на берегах Прута стали жертвой отвратительной продажности одного министра и глупого попустительства другого, тогда как маршал Румянцев сумел получить значительные выгоды для своей страны. Пользуясь языком астрологии, можно сказать, что звезда России доминировала на тот момент и предопределила компенсацию за унижение, полученное ею на Пруте, в виде торжества и триумфа на Дунае.

Ничто не может превзойти то ликование и радость, которые распространились в Петербурге с ратификацией этого счастливого [для России] мира. Императрица объявила, что [ближайшие] восемь дней посвящаются общественным празднованиям и торжествам; как и обычно при российском дворе, в обстановке великолепия были вручены военные награды. Объявлялось также, что даже низшие слои общества могли принять участие в общественных празднествах; двери тюрем были открыты для всех, кроме осужденных за государственную измену. Даже о тех жалких изгоях, которые, никому не известные и никем не пригретые, томились в морозных дебрях Сибири (с. 9), вспомнили в эту пору благодушия, и был издан указ, по которому все, кто с 1746 года был осужден на пребывание в этой естественной тюрьме (из которой, как из другого мира, нет возможности выйти), должны были быть освобождены.

Статьи мирного договора были добросовестно выполнены с обеих сторон. Порта, обменявшись [с Россией] документами о ратификации,  назначила Абдул Керима, бейлербея[35] Румелии[36], чрезвычайным уполномоченным послом при дворе Петербурга, куда, как говорят, он должен направиться в окружении непомерной свиты из по меньшей мере 1300 человек. Князь Репнин же назначен послом в Порте со стороны России. Султан издал указы, по которым все рабы, захваченные во время войны в Сербии, Грузии, Валахии, Молдавии, Мореи (Пелопоннеса) и других провинциях, должны быть выпущены на свободу, он же лично берет на себя выплату компенсации в 100 пиастров за каждого раба их владельцам. Более 3000 турецких заключенных, рассеянных по территории России, были также возвращены на родину. Греки, населяющие Валахию, понимая, какую роль они сыграли в войне, по-видимому, опасаются доверять турецким обещаниям и [демонстрируемому] милосердию, несмотря на уступки, сделанные в их пользу, и сообщают, что большое их количество – до 3000 семей – готовятся к эмиграции в российские владения.

Пока на Дунае принимались меры по достижению мира, Капитан Паша[37], используя вооружение, которым он был снаряжен для ведения боевых действий в Крыму, после нескольких незначительных стычек с русским флотом в Черном море, который уступал турецкому в силе и количестве, провел успешный десант на полуостров с войсками под командованием Девлет-Герая, общим количеством в 20 000 человек. Эти силы, соединившись с татарами, вступили в бой со второй русской армией под командованием князя Долгорукова. Во время сражения прибыли посыльные обеих сторон с вестью о заключении мира. С получением этого неожиданного официального сообщения сражение незамедлительно прекратилось, и противоборствующие генералы и армии с удивительной сдержанностью ретировались по своим лагерям. Выясняется, что Девлет-Герай был до этого настолько успешен в Крыму, что сделал там весьма значительные приобретения, которые, однако, впоследствии был вынужден уступить во исполнение договора.

Несколько маленьких схваток между русскими и турками в Средиземноморье имели малое значение и во время войны, теперь же вовсе не имели никакого. Шайка греческих пиратов[38], состоящая в основном из албанцев и дульциниотов[39], присоединившихся к России в этой войне единственно с целью грабежа, с момента ее окончания перешла к жизни за счет пиратского промысла, действуя на водных пространствах Эгейского моря.  Эти варвары не просто грабят суда всех наций без разбора, но также хладнокровно убивают судовые команды с ужасной бесчеловечностью. Французы особенно пострадали от них и выслали несколько фрегатов для уничтожения злодеев.

Заключение мира уже подарило жителям Константинополя // (с. 10) доселе равным образом неслыханное и невообразимое зрелище: русские военные суда, проплывая из Средиземного моря через Дарданеллы, стали на якорь в их гавани. Сразу после этого несколько русских торговых кораблей с товарами из портов Черного моря прибыли в Константинополь.

Порта в своем нынешнем состоянии унизилась до того, что назначила министра заключения мирного соглашения с ханом Керимом[40], одним из нынешних узурпаторов, или вернее грабителей в Персии. Он долгое время причинял [властям] беспокойство в окрестностях Басры[41], на которую он покушается, провозглашая себя персидским монархом, и Порта, опасаясь новой войны, в ходе переговоров признала за ним этот титул, надеясь посредством этого избежать этих претензий [на свою территорию с его стороны].

Так закончилась долгая и кровавая война между двумя великими империями, в результате которой одна из них достигла вершины своей славы, а другая пала до удручающего положения униженности и позора, хотя и без соразмерных своему падению территориальных потерь. Вполне возможно, что эта война окажется последней между ними на долгие годы. Россия добилась важнейшего для себя права свободной навигации в турецких морях и с такой выгодой для себя  обуздала татар, чем не только обезопасила свои длинные границы, но и превратила их угрожающее соседство в полезное для себя. Они, разумеется, станут ее подданными до того момента, когда они хорошенько узнают Россию. Любые дальнейшие завоевания в этом направлении будут бесполезными, если не вредными. С другой стороны, только полное – и не очень вероятное – изменение всей системы турецкого управления может дать этой империи возможность соперничать с Россией в ее нынешнем могущественном состоянии. Вражде, порождавшейся соревнованием в силе и славе, положен конец. И вполне возможно, что у их соседей возникнут новые интересы, что между ними сформируются новые связи, и это вызовет то, что целью своей политики обе империи сделают стремление забыть былые обиды и объединиться в попытке поддержать некое общее дело. 

Оригинал (ссылка на первую страницу)


Перевод и комментарии: Герман Бароян

 


[1] Речь идет о русско-турецкой войне 1768-1774 гг., закончившейся победой России и заключением Кючук-Кайнаджирского договора. Главной целью, которую преследовала Россия в этой войне, было получение выхода к Черному морю, чего она и добилась.

[2] Основные боевые действия проходили на берегах Дуная, в Крыму и на Кавказе, а также в Восточном Средиземноморье..

[3] Имеется в виду Кючук-Кайнаджирский мирный договор, названный так впоследствии по названию места, где он был подписан.

[4]  Мухсин-заде-Мухаммед-паша (великий визирь).

[5] Восстание Пугачева развернулось в 1773-1775 годах и охватило поволжские и приуральские регионы Российской империи.

[6] Первый раздел Польши произошел в 1772 году. В нем приняли участие Россия, Австрия и Пруссия.

[7] По всей видимости, имеются в виду Австрия и Пруссия. 

[8] По всей видимости, имеются в виду воинские соединения, рекруты для которых набирались в Малой Азии и Константинополе.

[9] 1774 год.

[10] Султан Османской империи в 1757-1774 гг. Его правление пришлось на период упадка Оттоманской империи, в связи с чем он старался проводить реформаторскую политику, которая, однако, не увенчалась успехом.

[11] Имеется в виду султан Османской империи Баязид I (1389-1402), правление которого завершилось сокрушительным поражением Турции в противостоянии с Тамерланом, после которого Баязид был взят в плен, где вскоре и умер.

[12] Селим III, султан Османской империи (1789-1807). Пытался  вслед за отцом и дядей Абдул-Хамидом, которому он наследовал, проводить политику преобразований, прибегая к помощи европейских держав. При нем было осуществлено несколько важных реформ в административной, военной и образовательной сферах. Свергнут янычарами в 1807 г.

[13] Абдул-Хамид I, султан Османской империи (1774-1789). Наследовал брату Мустафе III по причине малолетства сына последнего. При Абдул-Хамиде Турция вступила в новую войну с Российской империей (1787-1791), окончание которой приходится уже на годы правления Селима III.

[14] Имеется в виду Мустафа III.

[15] Совр. Эдирне. 

[16] Девлет IV Герай, крымский хан в 1769-1770, 1775-1777 гг. Во время описываемых событий находился на службе в Османской империи и действовал в Крыму по заданию султана.

[17] П. А. Румянцев (1725-1796) генерал-фельдмаршал русской армии, проявивший себя в ходе Семилетней и Русско-турецкой (1768-1774) войн. По завершении последней стал именоваться графом Румянцевым-Задунайским.

[18] Шведский король Густав III, пришедший к власти в 1772 г., взял курс на сближение с Россией, желая разрушить русско-датский военный союз, угрожавший его стране.

[19] По всей видимости, речь идет о С. В. Салтыкове, племяннике фельдмаршала П. С. Салтыкова, проявившем себя в ходе русско-турецкой войны 1768-1774 гг.

[20] Каменский М. Ф. (1738-1809), полководец екатерининской эпохи, генерал-фельдмаршал.

[21] Суворов А. В. (1730-1800), знаменитый русский полководец, генералиссимус. Внес решающий вклад в победу русского войска в сражении при Козлуджи, ставшем завершающим в русско-турецкой войне (1768-1774). 

[22] Крепость на правом берегу Дуная, обладающая ключевым стратегическим значением.

[23] Министр иностранных дел в Османской империи.

[24] Французский инженер барон де Тотт, состоявший на службе у султана Мустафы III.

[25] Другое название Дарданелл.

[26] Крепость в северной части Балканского полуострова. Располагалась к югу от Силистрии (см. комментарий выше).

[27] Князь Репнин Н. В., видный екатерининский дипломат, генерал-фельдмаршал. Участвовал в разработке положений Кючук-Кайнаджирского договора, лично преподнес Екатерине II текст этого соглашения. 

[28] Барон О. Вейсман, русский военачальник, генерал. Погиб в ходе осады Силистрии в 1773 г.

[29] Высший орган исполнительной, законодательной и совещательной власти в Османской империи.

[30] Высшее духовное лицо у мусульман.

[31] Специальная форма постановления, выносимая муфтием и основывающаяся на принципах шариата и исламской традиции, принятой в той или иной стране.

[32] Кючук-Кайнаджирский мирный договор от 10 (21) июля 1774 г.

[33] Причерноморские крепости.

[34] Прутский поход Петра I был военной операцией, предпринятой в ходе войны с Турцией 1710-1713 гг. На берегах р. Прут (Молдавия) Петр был окружен сильно превосходившей его в числе турецкой армией и был вынужден пойти на заключение мира, по которому Турция возвращала себе Азов и побережье Азовского моря, завоеванные Россией в 1696 г.

[35] Глава административно-территориальной единицы в Османской империи, наместник.

[36] Европейские владения Османской империи.

[37] Капудан-паша, глава флота Османской империи, Хасан ал-Джазаири (1715–1790).

[38] «Banditti» в оригинале. 

[39] Дульциниоты (Dulcignote) – жители черногорского городо Ульцин.

[40] Керим-хан Зенд Мохаммад, правитель Ирана в 1763-1779 гг. Основатель иранской династии Зендов.

[41] Город в восточной части Аравийского полуострова, недалеко от Персидского залива.